Такое сложное явление, как двоеверие сохранялось у тюркоязычных народов Сибири еще в XIX в. По наблюдению В. Радлова и Н. А. Алексеева у крещеных народов по-прежнему имели силу также и древние культы.
Гораздо сложнее проследить это у тюркоязычных кочевников VII в., в среде которых, напротив, господствовали древние культы, а христианские традиции сохранялись в быту только эпизодически.
Особого внимания заслуживает в этом отношении судьба двух предводителей древних булгар Поднепровья.
Сведения об одном из них имеются в сообщении 619 г. патриарха Никифора. В нем говорится о том, что некий “государь племени гуннов прибыл вместе со своими архонтами и дорифорами в Византию, прося императора посвятить его в таинства христиан. Тот охотно принял его, а архонты ромеев усыновили в божественной купели гуннских архонтов, а их жен – супруги первых. Посвященных в божественные таинства почтили императорскими дарами и званиями; предводителя же их император удостоил сана патрикия и благосклонно отпустил в гуннскую страну”.
Однако, в этом кратком сообщении не говорится о том, где находились владения крестившегося государя гуннов и не названо его имя.
Тем больший интерес представляет для нас остававшаяся до недавнего времени неизвестной булгарская летопись XIII в. Гази– Барадж тарихы, в которой, в частности, имеются сведения и о личности крестившегося в 619 г. государя гуннов, и о расположении его владений, и о политических событиях, послуживших причиной его крещения, и об его дальнейшей судьбе.
Заключившим союз с Византией и крестившимся в 619 году государем гуннов Гази–Барадж называет дядю правителя Великой Булгарии Куврата балтавара Бу–Юргана, упоминаемого патриархом Никифором и Иоанном Никиусским под именем Органы. И это подтверждает предположение В. Н. Залесской о том, что в сообщении под 619 годом патриарха Никифора речь идет именно о нем.
Первоначальные владения древних булгар, так называемую “землю предков”, где правили и Бу–Юрган, и его брат Албури, и племянник Куврат летопись размещает в Поднепровье, в гораздо большей близости от Аварского каганата, чем считалось до недавнего времени. Говорится в текстах Гази–Барадж и об унизительной зависимости булгар от авар и об их постоянном стремлении от нее избавиться с помощью Византии.
Однако, в переводе летописи и в изложении утраченной части перевода ее последним владельцем Ф. Г.–Х. Нурутдиновым события излагаются не всегда одинаково, и это говорит о том, что списков летописи первоначально было несколько. Можно думать, что и те, и другие события действительно имели место, но составители списков относились к ним по-разному – подчеркивали одно, замалчивали другое.
В изложении утраченной и воспроизведенной Ф. Г.–Х. Нурутдиновым по-памяти части перевода они описаны, как это ни странно, более беспристрастно, чем в переводе, и далеко не в пользу потомков древних булгар, ставших потом мусульманами. И это косвенно свидетельствует о подлинности этой части текста. Именно в этой части текста говорится о том, что, желая закрепить союз с Византией, Бу–Юрган в 619 году принимает православное крещение. Однако, этот шаг вызвал недовольство большинства булгар–тенгрианцев, и Бу–Юргану пришлось уступить трон старшему сыну его убитого брата Албури Куврату .
По-видимому, торжественное крещение в Византии не только Бу–Юргана, но и его многолюдной свиты было достаточно значительным событием, представлявшим угрозу для религии предков–тенгрианства. И это было истинной причиной отстранения Бу–Юргана от власти.
Перевод летописи, говоря о союзе с Византией, дипломатично умалчивает о крещении Бу–Юргана, приводя другие причины его отречения от власти в пользу племянника. И эти причины для нас особенно интересны с точки зрения его двоеверия. В 618 году брат Бу–Юргана Албури был приглашен в аварскую ставку для переговоров. Однако перед этим Бу–Юрган увидел пророческий сон: кусок красной материи, в которую было принято заворачивать покойников, и наконечник копья, на который насаживали отрубленные головы убитых. Проснувшись, Бу–Юрган сказал брату: “Тангра сделал меня бояром (то есть прорицателем) и явил мне во сне знаки несчастья…. Не езди туда!” . Но Албури не послушал брата, поехал к аварам и был убит. После этого Бу–Юрган отправился в Рум (Византию) и заявил о намерении разорвать связи с аварами и заключить союз с Византией.
Когда же Бу–Юрган прибыл к своему народу, и его хотели поднять на булгарский трон, он сказал людям “Народ волен выбирать себе правителя, но не из бояров, назначаемых Тангрой”. И тогда булгары избрали своим предводителем Куврата.
Судя по этому сообщению, Бу–Юрган и после крещения продолжал считать себя прорицателем–бояром, избранником Тангры, то есть тенгрианцем. И формально его можно было бы назвать двоеверцем.
Несколько сложнее вопрос о вероисповедании приемника Бу–Юргана Куврата. Согласно Гази–Барадж родовые кочевья пришедшего к власти после Бу–Юргана в 620 году Куврата первоначально располагались в Поднепровье, а его главной ставкой был аул Балтавар, находившийся в районе современной Полтавы. А по одной из существующих археологических версий с захоронением Куврата связан раскопанный близ Полтавы известный Перещепинский комплекс.
Отдельные вехи жизни и правления Куврата можно проследить как в сочинениях православных авторов, так и в тексте летописи Гази–Барадж. В хрониках Иоанна Никиусского говорится о том, что Куврат “был крещен еще в городе Константинополе и принят в христианскую общину в детстве и вырос в императорском дворце”.
О становлении Куврата, об его противостоянии аварам и победе над ними пишет патриарх Никифор. По его данным в 634–640-х годах Куврат “восстал против кагана аваров и, подвергнув оскорблениям, изгнал из своих земель бывший при нем от хагана народ. А к Ираклию [Куврат] посылает посольство и заключает с ним мир, который они хранили до конца своей жизни [В ответ Ираклий] послал ему дары и удостоил его сана патрикия”.
О дружбе Куврата с Ираклием и его семьей и о доброте императора к своему союзнику, под которой можно подразумевать неоднократные богатые дары, говорит и Иоанн–Никиусский. Долгая политическая дружба между императором Византии и предводителем булгар и тот тон, в котором пишут о нем византийские авторы, уже сами по себе свидетельствуют о могуществе Куврата и о необходимости с ним считаться. Однако, о войнах, которые привели Куврата к этому могуществу, говорится только, что он “победил варваров и язычников силою святого крещения”.
Летопись Гази–Барадж, напротив, ничего не сообщает ни о крещении Куврата, ни об его пребывании в Константинополе, ни о дружбе с императором Ираклием, подчеркивая, что он был тенгрианцем.
В то же время, из нее мы узнаем и о полном освобождении Куврата из-под власти авар, и о присоединении к его владениям части земель распавшегося Тюркского каганата и о принятии Кувратом сана кагана. И это вполне объясняет то значение, которое ему придавалось в Византии.
Противоречивый характер приводимых письменных данных повторяют и материалы раскопок Перещепинского комплекса. Свидетельством постоянных связей с Византией его владельца является целый ряд предметов, которые могли попасть к нему только в качестве даров императора. Прежде всего это выделяемые И. Вернером и В. Н. Залесской традиционная золотая патрицианская пряжка с парным к ней наконечником, и серебряное блюдо с крестом, на котором ему должны были преподносить солиды, и византийские браслеты, и перстни с монограммами его имени. К ним можно было бы добавить и богатый набор вооружения и снаряжения конного воина – один из тех, которые предположительно изготовлялись в византийской мастерской для даров и контрибуций знатным кочевникам.
Однако, реконструированный способ захоронения владельца Перещепинского сокровища не был православным. Предполагаемый способ его погребения посредством сожжения праха и само погребение, при котором в обложеннный золотыми пластинами деревянный саркофаг кроме предполагаемых сожженных останков были возложены все сокровища их прежнего владельца соответствует традициям как аварских, так и тюркских каганов, приемником и продолжателем которых считал себя погребенный.
И все это также, как и противоречивые данные православных и мусульманского письменного источника, казалось бы, говорит о двуличии крещеного булгарского кагана, который на родине оставался тенгрианцем, но на приемах у византийского императора представал как его верный союзник и православный единоверец, получая за это богатые дары.
Однако, некоторые данные все же позволяют думать, что в ставке крещеного кагана–тенгрианца могли придерживаться и христианских традиций, но разумеется, сильно трансформирмированных и скорее всего, таких, которые в чем-то перекликались с верою предков.
Свидетельствуют об этом изображения мальтийских крестов на предметах Перещепинского комплекса.
Кресты на предметах из Перещепина исполнены по-разному.
На двух предметах, предположительно сделанных в византийской мастерской, –на портупее меча с кольцевым навершием и на наконечнике ремня от пояса, на котором от висел – кресты выложены треугольниками из зерни в процессе изготовления этих вещей в византийской мастерской.
Медальоны с крестами той же формы на блюде епископа Патерна заслуживают большего внимания. Блюдо датируется по клеймам императора Анастасия 491–518 годами. Позднее, по предположению В. Н. Залесской уже в кочевнической среде оно было позолочено и украшено медальонами двух типов, из которых особый интерес представляют медальоны с крестами. Вопрос о том, когда и где сделана эта реставрация, остается открытым. Однако, кресты исполнены в такой же производственной манере, как и округлые гнезда для стеклянных вставок на портупейных петлях названного выше меча, однако более грубо. И это дает некоторые основания предполагать, что блюдо могли украсить крестами в ставке крещеного тенгрианца Куврата, пытаясь неумело воспроизвести манеру византийского мастера.
И, наконец, особый интерес представляют два золотых наконечника от конского убора, сделанного, как и меч с кольцевым навершием, в византийской мастерской, изготовлявшей вещи для даров и контрибуций кочевнической знати.
На оборотной стороне наконечников, не предназначенной для обозрения, просматривается грубо продавленное снаружи изображение мальтийского креста. В отличие от двух других изображений на двух других золотых наконечниках такой же формы, но меньшего размера, их нельзя считать сделанными во время изготовления самой золотой пластины знаками мастеров. Кресты были грубо продавлены, когда наконечники были уже сделаны, по готовой вещи.
Предположительно наконечники с крестами находились на стремянных ремнях и на подпружных ремнях седла, то есть имели отношение не столько к коню, сколько к всаднику. А это может свидетельствовать о нанесении этих изображений уже в ставке по приказу их владельца, по-видимому придававшего особое значение тайным, не видимым посторонними охранительным оберегом своей особы.
Таким образом, не исключено, что после прихода к власти крещеного и связанного с византийским двором Куврата в его ставке мог произойти своеобразный синтез двух религий с преобладанием тенгрианства. Но это не помешало ему продержаться у власти 40 лет. Повидимому, терпимое отношение к крещеному кагану можно обьяснить особыми обстоятельствами его крещения. Крещение в Константинополе тогда еще безвестного ребенка не предвещало каких–либо перемен в булгарской ставке и не угрожало религии предков. И в то же время сохранившаяся пусть даже в видоизмененном виде связь с православием позволяла кагану сохранять многолетнюю дружбу с императором Ираклием, при дворе которого его принимали, как православного. И, возможно, что это не было большим лицемерием с его стороны.
З. А. Львова. Перещепинская находка в свете новых данных булгарской летописи XIII в. Гази–Барадж тарихы // Эрмитажные чтения памяти Б. Б. Пиотровского (14.02.1908 – 15.10.1990).. Тезисы докладов. СПб, Гос. Эрмитаж, 2001 г., с. 46–49.
З. А. Львова. Набор предметов вооружения и снаряжения знатного воина из Перещепиского комплекса // Археологический сборник Гос. Эрмитажа, СПб, 1998 г., с. 110 – 122.
З. А. Львова, Б. И. Маршак. Последние пополнения Перещепинского сокровища его владельцем // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Выпуск VI. Симферополь, 1998 г., с. 490 – 498.